Если нашел неисправность / ошибку / неверное отображение чего-либо и прочее, используй кнопку «Изменить» внизу сообщения.
Linet
Симмер
- Сообщения
- 79
- Реакции
- 7
Эта глава написана по принципу смены ГГ, из предыдущей.
- Я видела твои страдания, дитя, но, к сожалению, не могу ничего с этим поделать.
- Это вы о моей болезни? - мне было неловко разговаривать с ней, будто мы были знакомы, но я ее видела впервые.
- Нет. Я говорю о твоей душе, - она плавно провела рукой и указала на сад, окружающий беседку, он весь был в объятиях густого тумана.
Ее движения были легкими и мягкими, она двигалась плавно, если на некоторое время отворачиваться, можно было бы подумать, что она вообще не двигается.
- Этот сад очень многое перенес, - продолжила она, печально опустив глаза, - смерть твоей мамы очень отразилась на нем, как, впрочем, и на тебе: постоянный снегопад и жуткий мороз. Цветы увядали, не успевая даже расцвести, а деревья высыхали буквально на глазах. Потом, совсем недавно, неожиданно начало все оживать. Хоть частые дожди и оббивали цвет, но они пробивались и были очень сильными.
- Что это за место? Раньше, когда я сюда попадала, здесь было темно, потом приходила мама, - я почувствовала, как к горлу подкатил болезненный ком, провоцирующий слезы, но я его сглотнула. - Теперь это...
- Этот сад находится в нашем мире... мире Великих. Как ты думаешь... - она ласково взглянула на меня и снова отвела взгляд, - почему Великим запрещено под страхом смерти иметь детей?
- Я не знаю, - даже задумываться над этим было бесполезно.
- Дар Великого дается лишь на время, и после смерти мы можем реинкарнировать, только в иного новорожденного элементала, своего вида, но он передается детям. Теперь понимаешь?
Я помахала головой в ответ.
- Если бы все Великие имели детей, они бы переставали быть великими. Твоя мама отдала свой дар тебе.
- О, - только и смогла ответить я, - Но они... то есть вы... мы... появляются... ну, я имею ввиду: почему становятся Великими? Грейс говорила, что мама жила очень долго... дольше, чем обычные люди.
- Да, так и есть, - улыбка и снова спрятанный взгляд, - дар Великого дается элементалу с рождения вместе с душой. Так как судьба каждого предопределена, она дается людям с сильным характером и самыми высокими качествами его вида.
- Как это? - вот я дура тупая, что же до меня не доходит никак.
- Твоя мама, например, - она вдруг непонимающе посмотрела на меня и слегка рассмеялась, - Обладала безграничной добротой, жертвенностью, храбростью, великодушием. Она никого и никогда не ставила выше себя, в ее сердце не было места мраку: алчности, жестокости, зависти. Она была чиста в своих суждениях. Ну, ты наверняка это знаешь не хуже меня.
- Да, - кивнула я. – Но, разве не все светлые такие?
- Нет, милая, не все. Сторона светлого не дается ему от природы, он может и должен ее выбрать сам. В чем именно она характеризуется, это тоже только его выбор. Для некоторых признак светлого - это страх перед всеми, для некоторых - только искренность *и покладистость. Среди нас очень мало поистине светлых. Много новорожденных становятся темными, даже если у них оба родителя светлые.
- Как вас зовут? - сама от себя не ожидая, вдруг выпалила я.
- Венда, - она продолжала смотреть на растения, которые даже сквозь туман пробивались яркими оттенками всех цветов.
- А вы... ну, к какому...
- Если ты имеешь ввиду вид, я принадлежу к Ведающим или, как сейчас популярно говорить среди нас, Суггестивным.
- О, вы Великая? Я ведь правильно понимаю? - неужели это возможно? Если так, то она сможет мне помочь.
- Да, так и есть, - она все еще не смотрела на меня.
Это было немного неприятно, я всегда ценила в диалогах зрительный контакт. Глаза отражают мысли собеседника, по ним всегда можно понять все, что он чувствует.
- Вы можете мне помочь?
- Нет, милая, я знаю, о чем ты хочешь меня попросить, но я не в силах вернуть тебе воспоминания о твоей прежней жизни. Их не просто закрыли или блокировали, их стерли. Прости, но я могу дать тебе лишь то *немногое, что сильнее всего коснулось твоего сердца.
- Я прошу вас, хотя бы это. Я буду век вам благодарна.
Она, наконец, повернулась и посмотрела на меня лазурными глазами, они сияли. Хотя я готова поклясться, что они были такими же, как и у меня — серыми.
Подсев ближе, она одной ладонью коснулась моего плеча, а второй - щеки и... и поцеловала меня в лоб.
Я закрыла глаза...
У нее были очень холодные руки, но от поцелуя разливалось тепло по всему телу. Будто ручейками по венам, это было неприятно и приятно одновременно. Словно что-то чужое, вторгается в мое тело и растворяется во мне.
"Воспоминания Эммы"
[MEDIA]http://www.youtube.com/watch?feature=player_detailpage&v=jEt_rNVmbZM[/MEDIA]
В голове начали мелькать картинки:
...Две девочки и мальчик играю во дворе. Детям по семь-восемь лет. Одна девочка и мальчик были рыжими, и я узнала в них Кайла и Кэтрин. Третей наверняка была я. Кайл рассказывал что-то, я и Кэт слушали, и нам было очень страшно. Я вдруг начала плакать, а Кэт - успокаивать меня. Кайл рассердился и ушел, а Кэт осталась и снова обняла меня...
...Я и Кайл, только уже подростки. Я прячусь за его спиной, умирая от страха...
… детская площадка, Кайл сидит на качелях и просто смотрит в одну точку, скучая, я подхожу к нему и увожу к большой сосне, у которой... целую...
Это мой первый поцелуй?
… мы с Кайлом, обнимаясь, сидим на детской горке, он что-то шепчет мне на ухо, я улыбаюсь его словам...
… он меня целует...
… мы с ним, уже подросшие, лежим на коврике для пикника и любуемся закатом...
- Хватит, хватит, - закричала я, и из глаз хлынули слезы, - хватит...
- Что не так, - заботливо спросила Венда, и в ее глазах мелькнула боль, которую она наверняка и прятала от меня все это время...
- Мне плохо, разве здесь мне может быть плохо? Голоса, много голосов... что это...?
- Это мысли других, - она посмотрела на меня, словно на сумасшедшую... - Ты слышишь их?
- Голова... просто вдребезги... много голосов... трудно дышать...
- Мне кажется, тебе пора... - так же задумчиво сказала она и, будто услышав что-то, обернулась, - Можешь не волноваться, в любом случае, ты будешь жить, - она обернулась, взглянула на меня серыми, пустыми глазами и грубо толкнула, - Учти, здесь время течет по-другому, не забывай о настоящем мире...
Зачем она это сделала?
Падая, я зажмурилась, а когда открыла глаза, то лежала уже не на полу беседки в прекрасном саду, а на жестком каменном полу в объятьях плачущей Кэтрин, которая прижимала меня к себе и громко рычала.
Я осмотрелась и увидела, что мы с ней сидим в большой клетке, которая была не одна в огромном и темном зале. Он был забит клетками, и, кажется, в каждой сидел человек, или даже двое...
Кэтрин Райс
Нам с братом пришлось посещать школу через день, что необычайно раздражало преподавателей. Мама написала записку директору, что мол, нам нужно ухаживать за больным родственником, и все отвязались.
Эмма стала выглядеть лучше: температура нормализовалась, но она все еще не приходила в себя. Доктора продолжали пичкать ее лекарствами, не имея при том ни малейшего понятия о происходящем.
Грейс несколько раз пыталась забрать ее домой, но ее останавливали, ссылаясь на редкость случая и возможный риск. Мы ведь не могли им объяснить, почему она не просыпается.
Сегодня Кайл дежурил ночью и сейчас отсыпался на первой паре, а я должна буду дежурить днем и последующей ночью.
Не помню, когда последний раз высыпалась. Рот постоянно тянется в зевке, а лицо приобрело серовато-зеленый оттенок. Даже косметика не помогала. Медперсонал больницы смотрел на нас, словно на психов — какой смысл сидеть сутками с человеком, который за последнюю неделю ни разу не открыл глаза?!
Мне откровенно плевать на них, важно лишь состояние Эммы, которое никак не хотело превышать отметку стабильно-тяжелого.
Приходя к ней в палату, я по несколько раз становилась свидетелем незапланированных консилиумов. Меня это даже раздражало. Никогда не считала себя кем-то особенным, но не могла без отвращения смотреть на потуги этих светил медицины, делающих вид, что они что-то изобрели, глядя на бедную Эмму.
Они считают себя великими умами, а на самом деле очень многого не знают. Очень многого.
Вот и сегодня с любимой книжкой подруги в сумочке я пришла на свой пост. Один врач посоветовал нам разговаривать с ней или читать, вроде она должна слышать нас.
Чтобы не терзать лишний раз свой микроскопический мозг, с врожденным дефицитом серого вещества, эскулапы сделали вывод, что она в коме.
Да уж, чего только не сделаешь, чтобы снять со своих плеч вопрос, на который не можешь дать ответ.
Было очень непривычно приезжать из нашего солнечного городка в этот серый, затянутый тучами и туманом смога город. После того, как Эмму увезли, дома каждый день светило солнце и было очень тепло, не смотря на позднюю осень. Городок будто радовался ее отсутствию, демонстрируя это жителям.
Это время года в наших местах, где растут в основном вечнозеленые хвойные деревья, не очень заметно, а в городе и подавно. Здесь одно дерево на район, и то за оградой почти не заметно.
Как обычно, улыбнувшись медсестре в приемном покое и записавшись в журнал, я поспешила на шестой этаж к подруге.
Сегодня было по-особенному пусто в коридорах, но как всегда отвратительно пахло лекарствами. Может к этому, со временем можно привыкнуть, но не мне.
Палата Эммы была в самом конце коридора и получалась угловой в десятиэтажном здании больницы. Поэтому в комнате было два больших окна, которые не служили особо сильным источником света за отсутствием такового на самой улице.
Положив сумку на кресло у кровати, я, приветствуя, поцеловала ее холодный лоб.
Прохладно здесь. Взгляд уловил приоткрытое немного окно, и я, получше укутав Эмму одеялом, закрыла его. Куда смотрят эти медсестры?
Кожа Эммы стала настолько бледной, что практически сливалась с белоснежным постельным бельем. Хоть это и бесполезно, но я каждый день расчесывала ей волосы. Так она выглядела более живой, что ли.
Как обычно, поговорив ни о чем, в основном жалуясь на преподавателей в школе и огромное количество домашних заданий, я раскрыла книгу и начала читать с того места, на котором закончила прошлый раз.
Это было что-то из жанра классики. Имя автора я так и не смогла выговорить, а половину слов и подавно не понимала, не говоря уже о смысле, но Грейс уверяла, что это книга очень нравится Эмме, и мне приходилось ее читать, да еще и вслух.
Как такое может нравиться?
По понятным мне словам, которые все же присутствовали в тексте, хоть и не большим количеством, я понимала, что речь идет, как практически и во всех книгах, о любви.
После десятой страницы я снова начала зевать и решила немного поспать на уютном диванчике, который стоял у окна.
Дело близилось к обеду, но я совершенно не хотела есть, так как мама напичкала меня самым вкусным в мире завтраком и на всякий случай дала немного с собой. Несколько контейнеров, лежащих в сумочке, будоражили обоняние своим восхитительным запахом, но я решила оставить их на вечер. Прошлый раз голод заставил меня переться в кафе на первом этаже, а еда там отвратительная.
Больница, что еще можно сказать.
Грейс потратила огромную сумму денег, выбивая Эмме отдельную палату и при этом минимальное внимание мед-персонала. Это само-по-себе вызывало интерес, и по этому, хоть и не часто, но у двери слышалось чье-то сопение и торопливые удаляющиеся шаги спустя несколько минут.
Любопытство — порок человечества, не раз доводящее своего обладателя до не очень счастливого конца.
Вот, я уже начала высказываться как в этой книжке. Пора с этим завязывать, а то перестанут понимать.
Сон захватил меня, как только я положила голову на нежно-бежевую обивку дивана.
Снилась какая-то ерунда, из которой практически ничего не запомнилось, кроме того, что там была Эмма, умоляющая о помощи.
Проснулась я в отвратительном настроении, когда за окном уже серело.
Взглянула на экран мобильного: вот черт — половина пятого вечера. Вот вам и вздремнула чуток.
Эмма по-прежнему лежала на кровати, все в той же позе.
Ужас, еще и голова начала болеть. Нужно пойти попросить какое-то лекарство у дежурной. Это же больница, в конце концов, еще и не самая дешевая.
Уже у двери я заметила, что моя сумочка лежит на полу, а не висит на спинке стула, где я ее оставляла.
Упала.
К счастью, в комнате практически отсутствовали мелкие предметы которые могли бы парить "странными птицами" в случае нового приступа у Эммы.
Мы стали называть эти ее проявления иной стороны «приступами», так как они проявлялись редко и не являлись нормой.
Подняв сумочку и бросив ее на диван, я не спеша поковыляла к посту дежурной, потягиваясь на ходу.
Через несколько минут я уже запивала врученную мне таблетку водой из кулера, а еще через несколько уже снова сидела на удобном диванчике в палате Эммы.
Даже через полчаса голова не перестала болеть, и я решила еще почитать, что бы отвлечься. Слишком умная книга для здорового ума была не ахти какой, а для больного и вовсе казалась набором пустых слов.
… боль, боль, боль, боль.... - громыхало в голове, и я даже чувствовала собственный пульс в венах на висках.
Что же это? У меня никогда раньше так сильно не болела голова. Может, это из-за тех проклятых запахов? У меня ведь даже в таком облике обоняние намного лучше, чем у обычного человека. Я приоткрыла окно совсем немного и приблизилась к нему вплотную, вдыхая свежий воздух. И вправду, становилось легче.
Немного подышав подобным образом, я снова закрыла окно. Палата не отапливалась, хотя по сезону уже давно пора.
Через некоторое время голова снова начала болеть, конечно, не так сильно, но так же неприятно.
В другом конце коридора, я, кажется, видела выход на балкон - пойду, подышу.
Город по ту сторону перил балкона плавно переходил к ночной жизни.
Фонари на улицах трепетали от перепадов напряжения слабым светом, а в окнах высоток, в которых горел свет, виднелись тени. Город жил своей жизнью, она казалась странной и чужой, будто из параллельного мира. В маленьких квартирках ютились большие семьи, а на улицах бездомные животные и такие же потрепанные жизнью люди, которым больше нечего было терять.
По настоящему свободным считается человек, которому нечего терять. Я не хочу такой свободы.
Мне нравится тот небольшой и неизвестный многим мирок, в котором я живу.
Там есть моя семья, друзья, любимый человек, дом, который я люблю, и школа, которую ненавижу, как все подростки.
Всласть надышавшись, я слегка замерзла и, уже открыв дверь в коридор, увидела, как в палату Эммы заходят несколько человек в белых халатах. Этих врачей я никогда не видела раньше. Побежав туда, я напротив выхода к лифтам уловила взволнованный и даже испуганный взгляд дежурной, у которой совсем недавно просила лекарство, и побежала еще быстрее.
Страх на пару с беспокойством начали, смачно причмокивая, поглощать меня, а заветная дверь никак не открывалась и не выпускала из палаты странных врачей.
Ворвавшись в комнату, я увидела, как один доктор отключает Эмму от капельницы, а второй смотрит в окно и разговаривает по телефону.
- Что вы делаете? - спросила я у того, который стоял ближе к девушке и, уже справившись с капельницей, пытался зачем-то поднять голову Эмме.
Они даже не заметили, как я вошла и оба вздрогнули, услышав мой голос.
- Что..
Они даже не заметили, как я вошла и оба вздрогнули, услышав мой голос.
- Что вы с ней делаете? - повторила я вопрос, незаметно подходя к кровати.
- Кто вы? - спросил стоящий у окна, с глупой бородкой-плевком.
- Я могу задать вам тот же вопрос.
Ох, не нравится мне это, очень не нравится. Все мое нутро так и сопротивлялось случившейся непонятной ситуации.
- Я вынужден попросить вас покинуть плату, - сказал второй, но я почувствовала своим звериным чутьем его тревогу.
- Не раньше, чем вы объясните мне происходящее, - я уже стояла вплотную к Эмме и положила руку нее.
Чтобы они ни собирались делать, я не оставлю ее.
- По назначению лечащего врача пациентки, мы должны перевести ее в другое отделение, - "плевок" держался лучше, но тоже заметно нервничал и подошел ближе.
Кай, как бы ты сейчас пригодился нам.
- Почему он не говорил сегодня об этом, когда приходил? - я блефовала. Никто не приходил, но их ложь прозвучала первой. Я знала это.
- Что здесь происходит? Кто вы? Я уже поняла, что вы никакие не врачи, и не стоит лгать мне.
В человеческом облике у меня есть шансы защитить Эмму, но есть ли для этого причины? Для большего успеха придется перевоплотиться, но делать это на глазах у людей - не очень хорошая идея.
Вдруг Эмма зашевелилась, слегка простонав. Они удивленно посмотрели на нее, а я, не сводя с них взгляд, приняла более удобную для нападения позу.
Я чувствовала, что они сюда пришли за ней, но разве они не знали, что здесь всегда кто-то есть? Она практически никогда не оставалась одна. Всегда, один из нас присутствовал, даже при осмотре врача три раза за неделю.
- Я бы все же посоветовал вам уйти, - сказал зло один из них и подошел еще ближе, - для вашей же безопасности.
Он мне угрожает?
Для драки была очень неудобная позиция, как у меня, так и у них.
Между нами стояла кровать, на которой лежала Эмма. Она постепенно приходила в себя и, уже подняв правую руку, держалась за голову, но еще с закрытыми глазами. Меня это обрадовало: если еще потянуть время, я смогу уйти вместе с ней.
Но у меня ничего не получилось:
- Кончай с этим, - вдруг сказал "плевок", глядя на хорошенько струхнувшего напарника и потянулся ко мне, обходя кровать.
Это стало последней каплей, я, мгновенно загоревшись желанием разорвать их обоих, "обернулась".
Прыгнув на лже-врача, который приблизился ко мне. *Я намеревалась задать ему хорошенькой трепки, но никак не убивать.
- Она такая же! - завопил второй, поднимая на руки слабо ворочающуюся Эмму.
Я зарычала на него, а второй, воспользовавшись этим, увернулся от моего очередного удара лапой и стукнул меня чем-то тяжелым по голове. Я почти потеряла сознание. Облик зверя исчез, для его контроля нужно как минимум контролировать себя, чем я в данный момент не могла похвастаться.
Я не могла пошевелиться, перед глазами все плыло, но слух оставался отменным:
- Возьмем и эту. Пригодится.
- Эта сука оцарапала мне лицо, - взревел "плевок" и лягнул ногой в спину.
Меня забросили на плечо, и я услышала, как мы вышли в коридор. Там был не паркетный пол, как в комнате, а гранитный.
- Ох, девочки. Я не хотела, - это была рыдающая медсестра, у которой я просила таблетку.
"Прости меня, Эмма", - было последней живой мыслью в моей голове.
Посмотри на меня,
Возьми меня за руку.
Почему мы
Чужие друг другу,
Ведь наша любовь была такой сильной?
Как ты можешь жить без меня?
[Припев:]
Каждый раз, когда я пытаюсь улететь,
Я падаю без своих крыльев.
Я чувствую себя такой маленькой.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Каждый раз я вижу тебя во сне,
Я вижу твоё лицо, оно преследует меня.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Я представляю,
Что ты здесь.
Это единственное,
Что я вижу отчётливо.
Что же я наделала?
Кажется, тебе без меня не так уж и плохо…
[Припев: 2 раза]
Каждый раз, когда я пытаюсь улететь,
Я падаю без своих крыльев.
Я чувствую себя такой маленькой.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Каждый раз я вижу тебя во сне,
Я вижу твоё лицо, оно преследует меня.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Я виновата в том, что над нами сгустились тучи.
Пожалуйста, прости меня.
Моя слабость причинила тебе боль.
Этой песней я молю тебя о прощении.
Ночами я молюсь,
Чтобы воспоминания о тебе изгладились из моей памяти.
Глава шестнадцатая
Паралельные миры
Эмма Везер
Паралельные миры
Эмма Везер
- Я видела твои страдания, дитя, но, к сожалению, не могу ничего с этим поделать.
- Это вы о моей болезни? - мне было неловко разговаривать с ней, будто мы были знакомы, но я ее видела впервые.
- Нет. Я говорю о твоей душе, - она плавно провела рукой и указала на сад, окружающий беседку, он весь был в объятиях густого тумана.
Ее движения были легкими и мягкими, она двигалась плавно, если на некоторое время отворачиваться, можно было бы подумать, что она вообще не двигается.
- Этот сад очень многое перенес, - продолжила она, печально опустив глаза, - смерть твоей мамы очень отразилась на нем, как, впрочем, и на тебе: постоянный снегопад и жуткий мороз. Цветы увядали, не успевая даже расцвести, а деревья высыхали буквально на глазах. Потом, совсем недавно, неожиданно начало все оживать. Хоть частые дожди и оббивали цвет, но они пробивались и были очень сильными.
- Что это за место? Раньше, когда я сюда попадала, здесь было темно, потом приходила мама, - я почувствовала, как к горлу подкатил болезненный ком, провоцирующий слезы, но я его сглотнула. - Теперь это...
- Этот сад находится в нашем мире... мире Великих. Как ты думаешь... - она ласково взглянула на меня и снова отвела взгляд, - почему Великим запрещено под страхом смерти иметь детей?
- Я не знаю, - даже задумываться над этим было бесполезно.
- Дар Великого дается лишь на время, и после смерти мы можем реинкарнировать, только в иного новорожденного элементала, своего вида, но он передается детям. Теперь понимаешь?
Я помахала головой в ответ.
- Если бы все Великие имели детей, они бы переставали быть великими. Твоя мама отдала свой дар тебе.
- О, - только и смогла ответить я, - Но они... то есть вы... мы... появляются... ну, я имею ввиду: почему становятся Великими? Грейс говорила, что мама жила очень долго... дольше, чем обычные люди.
- Да, так и есть, - улыбка и снова спрятанный взгляд, - дар Великого дается элементалу с рождения вместе с душой. Так как судьба каждого предопределена, она дается людям с сильным характером и самыми высокими качествами его вида.
- Как это? - вот я дура тупая, что же до меня не доходит никак.
- Твоя мама, например, - она вдруг непонимающе посмотрела на меня и слегка рассмеялась, - Обладала безграничной добротой, жертвенностью, храбростью, великодушием. Она никого и никогда не ставила выше себя, в ее сердце не было места мраку: алчности, жестокости, зависти. Она была чиста в своих суждениях. Ну, ты наверняка это знаешь не хуже меня.
- Да, - кивнула я. – Но, разве не все светлые такие?
- Нет, милая, не все. Сторона светлого не дается ему от природы, он может и должен ее выбрать сам. В чем именно она характеризуется, это тоже только его выбор. Для некоторых признак светлого - это страх перед всеми, для некоторых - только искренность *и покладистость. Среди нас очень мало поистине светлых. Много новорожденных становятся темными, даже если у них оба родителя светлые.
- Как вас зовут? - сама от себя не ожидая, вдруг выпалила я.
- Венда, - она продолжала смотреть на растения, которые даже сквозь туман пробивались яркими оттенками всех цветов.
- А вы... ну, к какому...
- Если ты имеешь ввиду вид, я принадлежу к Ведающим или, как сейчас популярно говорить среди нас, Суггестивным.
- О, вы Великая? Я ведь правильно понимаю? - неужели это возможно? Если так, то она сможет мне помочь.
- Да, так и есть, - она все еще не смотрела на меня.
Это было немного неприятно, я всегда ценила в диалогах зрительный контакт. Глаза отражают мысли собеседника, по ним всегда можно понять все, что он чувствует.
- Вы можете мне помочь?
- Нет, милая, я знаю, о чем ты хочешь меня попросить, но я не в силах вернуть тебе воспоминания о твоей прежней жизни. Их не просто закрыли или блокировали, их стерли. Прости, но я могу дать тебе лишь то *немногое, что сильнее всего коснулось твоего сердца.
- Я прошу вас, хотя бы это. Я буду век вам благодарна.
Она, наконец, повернулась и посмотрела на меня лазурными глазами, они сияли. Хотя я готова поклясться, что они были такими же, как и у меня — серыми.
Подсев ближе, она одной ладонью коснулась моего плеча, а второй - щеки и... и поцеловала меня в лоб.
Я закрыла глаза...
У нее были очень холодные руки, но от поцелуя разливалось тепло по всему телу. Будто ручейками по венам, это было неприятно и приятно одновременно. Словно что-то чужое, вторгается в мое тело и растворяется во мне.
"Воспоминания Эммы"
[MEDIA]http://www.youtube.com/watch?feature=player_detailpage&v=jEt_rNVmbZM[/MEDIA]
В голове начали мелькать картинки:
...Две девочки и мальчик играю во дворе. Детям по семь-восемь лет. Одна девочка и мальчик были рыжими, и я узнала в них Кайла и Кэтрин. Третей наверняка была я. Кайл рассказывал что-то, я и Кэт слушали, и нам было очень страшно. Я вдруг начала плакать, а Кэт - успокаивать меня. Кайл рассердился и ушел, а Кэт осталась и снова обняла меня...
...Я и Кайл, только уже подростки. Я прячусь за его спиной, умирая от страха...
… детская площадка, Кайл сидит на качелях и просто смотрит в одну точку, скучая, я подхожу к нему и увожу к большой сосне, у которой... целую...
Это мой первый поцелуй?
… мы с Кайлом, обнимаясь, сидим на детской горке, он что-то шепчет мне на ухо, я улыбаюсь его словам...
… он меня целует...
… мы с ним, уже подросшие, лежим на коврике для пикника и любуемся закатом...
- Хватит, хватит, - закричала я, и из глаз хлынули слезы, - хватит...
- Что не так, - заботливо спросила Венда, и в ее глазах мелькнула боль, которую она наверняка и прятала от меня все это время...
- Мне плохо, разве здесь мне может быть плохо? Голоса, много голосов... что это...?
- Это мысли других, - она посмотрела на меня, словно на сумасшедшую... - Ты слышишь их?
- Голова... просто вдребезги... много голосов... трудно дышать...
- Мне кажется, тебе пора... - так же задумчиво сказала она и, будто услышав что-то, обернулась, - Можешь не волноваться, в любом случае, ты будешь жить, - она обернулась, взглянула на меня серыми, пустыми глазами и грубо толкнула, - Учти, здесь время течет по-другому, не забывай о настоящем мире...
Зачем она это сделала?
Падая, я зажмурилась, а когда открыла глаза, то лежала уже не на полу беседки в прекрасном саду, а на жестком каменном полу в объятьях плачущей Кэтрин, которая прижимала меня к себе и громко рычала.
Я осмотрелась и увидела, что мы с ней сидим в большой клетке, которая была не одна в огромном и темном зале. Он был забит клетками, и, кажется, в каждой сидел человек, или даже двое...
Кэтрин Райс
Происходящее в этой части начинается не с окончания предыдущей, а с начала. Это происходит в одно и то же время, в разных мирах.
Неделю спустя после событий, происходящих в прежней - 15 главе.
Неделю спустя после событий, происходящих в прежней - 15 главе.
Нам с братом пришлось посещать школу через день, что необычайно раздражало преподавателей. Мама написала записку директору, что мол, нам нужно ухаживать за больным родственником, и все отвязались.
Эмма стала выглядеть лучше: температура нормализовалась, но она все еще не приходила в себя. Доктора продолжали пичкать ее лекарствами, не имея при том ни малейшего понятия о происходящем.
Грейс несколько раз пыталась забрать ее домой, но ее останавливали, ссылаясь на редкость случая и возможный риск. Мы ведь не могли им объяснить, почему она не просыпается.
Сегодня Кайл дежурил ночью и сейчас отсыпался на первой паре, а я должна буду дежурить днем и последующей ночью.
Не помню, когда последний раз высыпалась. Рот постоянно тянется в зевке, а лицо приобрело серовато-зеленый оттенок. Даже косметика не помогала. Медперсонал больницы смотрел на нас, словно на психов — какой смысл сидеть сутками с человеком, который за последнюю неделю ни разу не открыл глаза?!
Мне откровенно плевать на них, важно лишь состояние Эммы, которое никак не хотело превышать отметку стабильно-тяжелого.
Приходя к ней в палату, я по несколько раз становилась свидетелем незапланированных консилиумов. Меня это даже раздражало. Никогда не считала себя кем-то особенным, но не могла без отвращения смотреть на потуги этих светил медицины, делающих вид, что они что-то изобрели, глядя на бедную Эмму.
Они считают себя великими умами, а на самом деле очень многого не знают. Очень многого.
Вот и сегодня с любимой книжкой подруги в сумочке я пришла на свой пост. Один врач посоветовал нам разговаривать с ней или читать, вроде она должна слышать нас.
Чтобы не терзать лишний раз свой микроскопический мозг, с врожденным дефицитом серого вещества, эскулапы сделали вывод, что она в коме.
Да уж, чего только не сделаешь, чтобы снять со своих плеч вопрос, на который не можешь дать ответ.
Было очень непривычно приезжать из нашего солнечного городка в этот серый, затянутый тучами и туманом смога город. После того, как Эмму увезли, дома каждый день светило солнце и было очень тепло, не смотря на позднюю осень. Городок будто радовался ее отсутствию, демонстрируя это жителям.
Это время года в наших местах, где растут в основном вечнозеленые хвойные деревья, не очень заметно, а в городе и подавно. Здесь одно дерево на район, и то за оградой почти не заметно.
Как обычно, улыбнувшись медсестре в приемном покое и записавшись в журнал, я поспешила на шестой этаж к подруге.
Сегодня было по-особенному пусто в коридорах, но как всегда отвратительно пахло лекарствами. Может к этому, со временем можно привыкнуть, но не мне.
Палата Эммы была в самом конце коридора и получалась угловой в десятиэтажном здании больницы. Поэтому в комнате было два больших окна, которые не служили особо сильным источником света за отсутствием такового на самой улице.
Положив сумку на кресло у кровати, я, приветствуя, поцеловала ее холодный лоб.
Прохладно здесь. Взгляд уловил приоткрытое немного окно, и я, получше укутав Эмму одеялом, закрыла его. Куда смотрят эти медсестры?
Кожа Эммы стала настолько бледной, что практически сливалась с белоснежным постельным бельем. Хоть это и бесполезно, но я каждый день расчесывала ей волосы. Так она выглядела более живой, что ли.
Как обычно, поговорив ни о чем, в основном жалуясь на преподавателей в школе и огромное количество домашних заданий, я раскрыла книгу и начала читать с того места, на котором закончила прошлый раз.
Это было что-то из жанра классики. Имя автора я так и не смогла выговорить, а половину слов и подавно не понимала, не говоря уже о смысле, но Грейс уверяла, что это книга очень нравится Эмме, и мне приходилось ее читать, да еще и вслух.
Как такое может нравиться?
По понятным мне словам, которые все же присутствовали в тексте, хоть и не большим количеством, я понимала, что речь идет, как практически и во всех книгах, о любви.
После десятой страницы я снова начала зевать и решила немного поспать на уютном диванчике, который стоял у окна.
Дело близилось к обеду, но я совершенно не хотела есть, так как мама напичкала меня самым вкусным в мире завтраком и на всякий случай дала немного с собой. Несколько контейнеров, лежащих в сумочке, будоражили обоняние своим восхитительным запахом, но я решила оставить их на вечер. Прошлый раз голод заставил меня переться в кафе на первом этаже, а еда там отвратительная.
Больница, что еще можно сказать.
Грейс потратила огромную сумму денег, выбивая Эмме отдельную палату и при этом минимальное внимание мед-персонала. Это само-по-себе вызывало интерес, и по этому, хоть и не часто, но у двери слышалось чье-то сопение и торопливые удаляющиеся шаги спустя несколько минут.
Любопытство — порок человечества, не раз доводящее своего обладателя до не очень счастливого конца.
Вот, я уже начала высказываться как в этой книжке. Пора с этим завязывать, а то перестанут понимать.
Сон захватил меня, как только я положила голову на нежно-бежевую обивку дивана.
Снилась какая-то ерунда, из которой практически ничего не запомнилось, кроме того, что там была Эмма, умоляющая о помощи.
Проснулась я в отвратительном настроении, когда за окном уже серело.
Взглянула на экран мобильного: вот черт — половина пятого вечера. Вот вам и вздремнула чуток.
Эмма по-прежнему лежала на кровати, все в той же позе.
Ужас, еще и голова начала болеть. Нужно пойти попросить какое-то лекарство у дежурной. Это же больница, в конце концов, еще и не самая дешевая.
Уже у двери я заметила, что моя сумочка лежит на полу, а не висит на спинке стула, где я ее оставляла.
Упала.
К счастью, в комнате практически отсутствовали мелкие предметы которые могли бы парить "странными птицами" в случае нового приступа у Эммы.
Мы стали называть эти ее проявления иной стороны «приступами», так как они проявлялись редко и не являлись нормой.
Подняв сумочку и бросив ее на диван, я не спеша поковыляла к посту дежурной, потягиваясь на ходу.
Через несколько минут я уже запивала врученную мне таблетку водой из кулера, а еще через несколько уже снова сидела на удобном диванчике в палате Эммы.
Даже через полчаса голова не перестала болеть, и я решила еще почитать, что бы отвлечься. Слишком умная книга для здорового ума была не ахти какой, а для больного и вовсе казалась набором пустых слов.
… боль, боль, боль, боль.... - громыхало в голове, и я даже чувствовала собственный пульс в венах на висках.
Что же это? У меня никогда раньше так сильно не болела голова. Может, это из-за тех проклятых запахов? У меня ведь даже в таком облике обоняние намного лучше, чем у обычного человека. Я приоткрыла окно совсем немного и приблизилась к нему вплотную, вдыхая свежий воздух. И вправду, становилось легче.
Немного подышав подобным образом, я снова закрыла окно. Палата не отапливалась, хотя по сезону уже давно пора.
Через некоторое время голова снова начала болеть, конечно, не так сильно, но так же неприятно.
В другом конце коридора, я, кажется, видела выход на балкон - пойду, подышу.
Город по ту сторону перил балкона плавно переходил к ночной жизни.
Фонари на улицах трепетали от перепадов напряжения слабым светом, а в окнах высоток, в которых горел свет, виднелись тени. Город жил своей жизнью, она казалась странной и чужой, будто из параллельного мира. В маленьких квартирках ютились большие семьи, а на улицах бездомные животные и такие же потрепанные жизнью люди, которым больше нечего было терять.
По настоящему свободным считается человек, которому нечего терять. Я не хочу такой свободы.
Мне нравится тот небольшой и неизвестный многим мирок, в котором я живу.
Там есть моя семья, друзья, любимый человек, дом, который я люблю, и школа, которую ненавижу, как все подростки.
Всласть надышавшись, я слегка замерзла и, уже открыв дверь в коридор, увидела, как в палату Эммы заходят несколько человек в белых халатах. Этих врачей я никогда не видела раньше. Побежав туда, я напротив выхода к лифтам уловила взволнованный и даже испуганный взгляд дежурной, у которой совсем недавно просила лекарство, и побежала еще быстрее.
Страх на пару с беспокойством начали, смачно причмокивая, поглощать меня, а заветная дверь никак не открывалась и не выпускала из палаты странных врачей.
Ворвавшись в комнату, я увидела, как один доктор отключает Эмму от капельницы, а второй смотрит в окно и разговаривает по телефону.
- Что вы делаете? - спросила я у того, который стоял ближе к девушке и, уже справившись с капельницей, пытался зачем-то поднять голову Эмме.
Они даже не заметили, как я вошла и оба вздрогнули, услышав мой голос.
- Что..
Они даже не заметили, как я вошла и оба вздрогнули, услышав мой голос.
- Что вы с ней делаете? - повторила я вопрос, незаметно подходя к кровати.
- Кто вы? - спросил стоящий у окна, с глупой бородкой-плевком.
- Я могу задать вам тот же вопрос.
Ох, не нравится мне это, очень не нравится. Все мое нутро так и сопротивлялось случившейся непонятной ситуации.
- Я вынужден попросить вас покинуть плату, - сказал второй, но я почувствовала своим звериным чутьем его тревогу.
- Не раньше, чем вы объясните мне происходящее, - я уже стояла вплотную к Эмме и положила руку нее.
Чтобы они ни собирались делать, я не оставлю ее.
- По назначению лечащего врача пациентки, мы должны перевести ее в другое отделение, - "плевок" держался лучше, но тоже заметно нервничал и подошел ближе.
Кай, как бы ты сейчас пригодился нам.
- Почему он не говорил сегодня об этом, когда приходил? - я блефовала. Никто не приходил, но их ложь прозвучала первой. Я знала это.
- Что здесь происходит? Кто вы? Я уже поняла, что вы никакие не врачи, и не стоит лгать мне.
В человеческом облике у меня есть шансы защитить Эмму, но есть ли для этого причины? Для большего успеха придется перевоплотиться, но делать это на глазах у людей - не очень хорошая идея.
Вдруг Эмма зашевелилась, слегка простонав. Они удивленно посмотрели на нее, а я, не сводя с них взгляд, приняла более удобную для нападения позу.
Я чувствовала, что они сюда пришли за ней, но разве они не знали, что здесь всегда кто-то есть? Она практически никогда не оставалась одна. Всегда, один из нас присутствовал, даже при осмотре врача три раза за неделю.
- Я бы все же посоветовал вам уйти, - сказал зло один из них и подошел еще ближе, - для вашей же безопасности.
Он мне угрожает?
Для драки была очень неудобная позиция, как у меня, так и у них.
Между нами стояла кровать, на которой лежала Эмма. Она постепенно приходила в себя и, уже подняв правую руку, держалась за голову, но еще с закрытыми глазами. Меня это обрадовало: если еще потянуть время, я смогу уйти вместе с ней.
Но у меня ничего не получилось:
- Кончай с этим, - вдруг сказал "плевок", глядя на хорошенько струхнувшего напарника и потянулся ко мне, обходя кровать.
Это стало последней каплей, я, мгновенно загоревшись желанием разорвать их обоих, "обернулась".
Прыгнув на лже-врача, который приблизился ко мне. *Я намеревалась задать ему хорошенькой трепки, но никак не убивать.
- Она такая же! - завопил второй, поднимая на руки слабо ворочающуюся Эмму.
Я зарычала на него, а второй, воспользовавшись этим, увернулся от моего очередного удара лапой и стукнул меня чем-то тяжелым по голове. Я почти потеряла сознание. Облик зверя исчез, для его контроля нужно как минимум контролировать себя, чем я в данный момент не могла похвастаться.
Я не могла пошевелиться, перед глазами все плыло, но слух оставался отменным:
- Возьмем и эту. Пригодится.
- Эта сука оцарапала мне лицо, - взревел "плевок" и лягнул ногой в спину.
Меня забросили на плечо, и я услышала, как мы вышли в коридор. Там был не паркетный пол, как в комнате, а гранитный.
- Ох, девочки. Я не хотела, - это была рыдающая медсестра, у которой я просила таблетку.
"Прости меня, Эмма", - было последней живой мыслью в моей голове.
Посмотри на меня,
Возьми меня за руку.
Почему мы
Чужие друг другу,
Ведь наша любовь была такой сильной?
Как ты можешь жить без меня?
[Припев:]
Каждый раз, когда я пытаюсь улететь,
Я падаю без своих крыльев.
Я чувствую себя такой маленькой.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Каждый раз я вижу тебя во сне,
Я вижу твоё лицо, оно преследует меня.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Я представляю,
Что ты здесь.
Это единственное,
Что я вижу отчётливо.
Что же я наделала?
Кажется, тебе без меня не так уж и плохо…
[Припев: 2 раза]
Каждый раз, когда я пытаюсь улететь,
Я падаю без своих крыльев.
Я чувствую себя такой маленькой.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Каждый раз я вижу тебя во сне,
Я вижу твоё лицо, оно преследует меня.
Думаю, ты мне нужен, малыш.
Я виновата в том, что над нами сгустились тучи.
Пожалуйста, прости меня.
Моя слабость причинила тебе боль.
Этой песней я молю тебя о прощении.
Ночами я молюсь,
Чтобы воспоминания о тебе изгладились из моей памяти.
Последнее редактирование модератором:
